МК в Казахстане, 23-30 марта
Сенсационным стало выступление Главы государства в г.Туркестан, во время которого он открыто выразил свое неодобрение по поводу распространения среди молодежи «моды» на хиджаб. Проявив собственную позицию по данному вопросу, Н.Назарбаев затронул одну из актуальнейших проблем современного казахстанского общества.
Вопрос хиджаба
Условно ее (проблему) можно сформулировать как усиление противоречия между традициями казахского народа и современным процессом исламизации населения. Одним из ярких проявлений этого противоречия как раз стал вопрос хиджаба. Но совершенно ясно, что проблема скрыта гораздо глубже, а указанное обстоятельство является всего лишь верхушкой айсберга. Не нужно быть экспертом, чтобы увидеть нарастающего в обществе напряжения по поводу увеличения числа последователей ислама с «нетипичными» для казахского общества внешностью, культурой поведения и мировосприятием. Это особенно касается крупных городов, где культурный фон гораздо разнообразнее, а социальные контакты носят более интенсивный характер. Пока еще явной конфронтации населения на этой почве нет. Противостояние в настоящий момент больше носит виртуальный характер. Так, социальные сети, форумы и информационные сайты стали своеобразной площадкой, где противоборствующие стороны ведут ожесточенные идеологические «войны». Однако никто не может гарантировать, что существующие разборки в сети не перенесутся в реальный режим, а разногласия не перерастут в открытый конфликт.
В этой ситуации закономерно возникают вопросы: что происходит с исламом в Казахстане? Чем обусловлено сегодняшнее усложнение внутриисламской ситуации в стране? На самом ли деле происходит активная интервенция зарубежных исламских миссионеров? Как рядовому гражданину отличить «родную» веру от «навязанной»? И самое главное, как будет в будущем развиваться религиозная ситуация в стране?
Чтобы привнести хоть какую-то ясность по указанным вопросам, мы провели ряд экспертных интервью. Сразу следует оговориться, что исследование носит обзорный характер и не претендует на абсолютную научную объективность, а является попыткой обрисовать основные контуры выше обозначенной проблемы.
Экспертами выступили – Е.Сейткемел (журналист), Д.Медеушеев (редактор сайта islam.kz), Б.Айнабеков (журналист журнала «Жулдыз»), А. Муминов (доктор исторических наук) и Р.Темиргалиев (историк).
Итак, что думают наши эксперты по ключевым вопросам ислама в Казахстане?
Были ли казахи мусульманами?
Основу религиозной идентичности современных казахов, безусловно, составляет мусульманство, принадлежность к исламской умме. Но дискуссионным остается вопрос о том, какое верование было характерно нашим предкам в досоветское время. Спектр мнений по данному вопросу впечатляет своим разнообразием. Одни приписывают казахам тенгрианство с элементами шаманизма, другие рьяно доказывают наличие исламских корней, третьи выдвигают версию о существовании специфической формы религиозного мировоззрения, сформировавшегося на стыке разных культур и верований. Проведенные интервью стали яркой иллюстрацией сложившегося плюрализма мнений относительно истории ислама в Казахстане. Не только разность подходов определяет расхождение экспертных оценок, но и наличие условностей и неопределенностей, возникающих в связи с «белыми пятнами» в казахстанской этнологии и истории.
В целом, эксперты разделились на два лагеря – те, кто считают, что ислам был однозначным и осознанным выбором казахов (Д.Медеушеев, Б.Айнабеков, А.Муминов), и те, кто склонен причислять казахов к мусульманской умме с некоторыми оговорками (Е.Сеиткемел, Р.Темиргалиев).
Первая позиция, убеждающая, что мусульманство было неотъемлемой частью культурно-духовной жизни казахов со времен создания Казахского ханства и до советского периода, строится на следующих аргументах в свою защиту:
• При дворе у казахских ханов служила духовная знать (кожа), а все султаны имели дополнительно арабские имена.
• В персидских, китайских исторических источниках казахи описываются как мусульмане, а первые записи, опровергающие это положение, сделали российские исследователи, которые руководствовались колониальной идеологией, заточенной на уничтожение национальной самобытности.
• На казахской земле жили и занимались просвещением множество ученых (улемов) ислама. Они внесли свой неповторимый вклад в мировое исламское богословие. Самым именитым из них является Кожа Ахмет Яссауи, который выступает символом исламских традиций в казахской истории.
Интересен тезис Д.Медеушеева, согласно которому казахи изначально образовались как мусульманская общность. При этом казахами, по его утверждению, называлась только ханская династия, отделившаяся в середине 15 века от Узбекского ханства под предводительством ханов Жанибека и Керея. Все остальные племена, населявшие территорию современного Казахстана, могли быть язычниками, тенгрианцами, буддистами, но ханская династия, которая позже объединила некоторые из них под своим флагом, была чисто мусульманской. Исходя из этого посыла, мусульманство казахов преподносится как неоспоримый исторический факт, а ислам рассматривается как один из основополагающих факторов создания казахского этноса.
Все разговоры вокруг «казахов – слабых мусульман» другой эксперт - А.Муминов связывает с царской, позже советской идеологической доктриной, в рамках которой и была запущена «утка» о недостаточном укоренении ислама в казахском обществе. По его мнению, этот миф оказался очень живучим, так как по сей день продолжается его воспроизводство различными экспертами и учеными. Как правило, главным авторитетом, на которого ссылаются сторонники этого утверждения, является Ш.Уалиханов, который в своих трудах как раз приписывал казахскому обществу «плохое мусульманство». Но, как утверждают сторонники первой позиции, мнение Ш.Уалиханова не может быть объективным, так как он, будучи российским подданным и разведчиком царской администрации, рассуждал предвзято. «Он просто выполнял свою работу – защищал интересы царской России», - заключают эксперты.
Не соглашается с такой постановкой Р.Темиргалиев. Он считает, что «споры с Ш. Уалихановым – дело неблагодарное», так как Шокан считался одним из лучших российских востоковедов XIX века и был казахом по крови, соответственно, знал ситуацию в казахской степени как никто лучше. О слабой религиозности казахов писал не только Уалиханов, но и все многочисленные путешественники, ученые, чиновники, посетившие тогда территорию казахской степи. Массовая исламизация кочевников произошла гораздо позже, считает Р.Темиргалиев – во второй половине XIX столетия, после ликвидации ханской власти и окончательного вхождения казахских земель в состав Российской империи. «Только с этого времени кочевники начали соблюдать пост, свершать пятикратную молитву, а богатые степняки стали отправляться на паломничество в Мекку, что свидетельствовало о проникновении в повседневную жизнь понятий об основных обязанностях мусульман», - добавляет историк.
Е.Сейткемел объясняет причину, по которой казахи, ведшие кочевнический образ жизни, не могли быть мусульманами в классическом понимании. Прежде эксперт апеллирует к Л.Гумилеву, который также придерживался мнения, что ислам в кочевом обществе приживается плохо. По Гумилеву для утверждения ислама, как любой другой религии, требовалось «пустое» духовное пространство, которое у казахов было занято тенгрианством. В тот момент, когда ислам пришел на казахские земли, язычество успело сформироваться как неотъемлемая сущность ментальности кочевников. Поэтому, по мнению Е.Сейткемела, можно говорить лишь о видоизмененной форме ислама, распространившегося на территории современного Казахстана.
Следующим важным фактором, обусловившим слабое усвоение казахами норм канонического ислама, этот эксперт называет условия бытования степного кочевника. Мироощущение казаха-кочевника, вынужденного значительную часть своей жизни проводить в седле, отличалось крайним индивидуализмом. «Я и небо, некая ось сквозь меня проходит, и нет никого кроме меня. Потому что кроме меня, как социальной единицы, никто не ответит за мой род, семью, детей и прочее» - примерно так эксперт описывает номадическую ментальность. Такая обособленная ответственность слабо соотносилась с каноническими нормами ислама, который, наоборот, была больше коллективистским, предназначенным для оседлого образа жизни. Но эти нормы не отвергались вовсе, а просто брались кочевником на заметку. «Панорамное» восприятие или способность одновременно удерживать в поле зрения несколько признаков (состояние почвы, травы, погоды, рельефа местности и т.п.) позволяло казаху-кочевнику совмещать широкий информационный ряд и тем самым сохранять духовное многообразие. Также, по мнению Е.Сейткемел, исламские обряды плохо культивировались в казахском обществе из-за климатических и географических условий. Резкоконтинентальный климат, обширность территории создавали объективные трудности для соблюдения некоторых обязательных ритуалов ислама (к примеру, процедуры омовения, пятничный намаз в мечети).
Е.Сейткемел соглашается с Р.Темиргалиевым в том, что классический ислам в казахском обществе стал распространяться после присоединения Казахстана к России, на севере под влиянием татарских, на юге – бухарских мулл. До этого существовавшая на казахской территории исламская практика была в основном представлена малочисленными дервишами, верование которых принадлежало к суфийской ветви ислама. Кожа Ахмет Яссауи, в этой интерпретации, предстает как один из первых исламских подвижников, попытавшихся соотнести казахское язычество с классическими канонами ислама.
Тем самым проведенные интервью не позволяют сформировать четкое представление о религиозных предпочтениях казахской общности в периоды до и после присоединения к России. Очевидно, что историческая наука пока еще не в состоянии предоставить убедительную базу для подтверждения той или иной позиции. Сказываются, прежде всего, неясности по таким основополагающим моментам истории, как появление казахской этничности и государственности, роль духовенства в жизни общества, соотношение ислама и кочевого образа жизни и др. Пока что складывается впечатление о существовании пестрой религиозной картины на территории современного Казахстана в XV-XIX вв. Если учитывать разобщенный и многосоставной характер проживавшего здесь населения в эти периоды, то вполне вероятным кажется сосуществование разных религиозных форм – от ислама ханафитского мазхаба до языческих и шаманических верований. В разные исторические периоды соотношение каждой формы верования, возможно, менялось, но их зависимость от территориальной принадлежности, социальной, родо-племенной структуры населения, скорее всего, сохранялась долго.
Что такое наши исламские традиции?
Любое верование передается от поколения к поколению в виде культурных знаков, символов, знаний, обрядности, которые в комплексе создают основу для формирования религиозных традиций общества. В Казахстане в силу исторических обстоятельств говорить о преемственности поколений в религиозном смысле не приходится. Все эксперты, принявшие участие в исследовании, отмечают, что советский период практически полностью уничтожил накопленный веками культурный багаж казахского народа, «зачистил» духовное пространство и привел к переформатированию религиозного сознания населения. Это было необходимым условием для формирования у людей нового мышления в соответствии с идеологическим установками марксистско-ленинского учения.
Тем не менее, утверждать, что духовно-религиозная связь времен и поколений полностью утеряна тоже неправильно. Пусть на уровне ограниченного количества людей, но традиции религиозного характера в постсоветском казахском обществе все же сохранились. Вопрос только в том, можно ли проследить через них мусульманское прошлое казахов, либо эти традиции имеют другую, неисламскую природу.
С этой точки зрения спорной оказалась одна из главных современных религиозных традиций казахов - вера в духов предков, аруахов по-другому. С точки зрения Д.Медеушеева и А.Муминова, аруахи – это не что иное, как продукт советской идеологии, которая специально его «раздула в противопоставление Аллаху». В доказательство приводится Ибрагим Караш, богослов, живший в досоветский период, в трудах котороо ни разу не упоминается о таком явлении как вера в аруахов. А.Муминов этноним слова «аруах» сводит к арабскому «рух» - «душа», тем самым доказывая также исламское происхождение понятия.
Р.Темиргалиев придерживается иного взгляда по этому вопросу. Он определяет веру в предков у казахов «аруахизмом» – древним языческим верованием, которое лишь «закамуфлировано» исламским орнаментом: «возводимые в псевдомусульманском стиле мазары лишь подчеркивают этот факт, а муллы в казахстанских мечетях по требованию паствы безропотно исполняют не имеющие с точки зрения ислама смысла, но зато весьма доходные молитвы в честь бесчисленных предков». Именно этим верованием историк объясняет священный для казахов статус Туркестана: «это город, в котором было похоронено несметное количество степных ханов, батыров, биев, на покровительство которых и полагаются казахи. Так что и здесь мы имеем дело не исламом, а с аруахизмом».
Рассуждая о чисто исламских традициях, эксперты ссылаются на обряды и ритуалы, выполнение которых стало на сегодняшний день неотъемлемой частью быта и повседневности казахов. Либо перечисляются имена улемов, проживавших на этой территорий в указанные периоды и занимавшихся просвещением, проповедованием ислама. При этом идет апелляция к ханафитскому мазхабу (правовая школа ислама), в сферу влияния которого традиционно вместе с центральноазиатским регионом относится и Казахстан.
И, все-таки, главным остается вопрос: являлся и является ли до сих пор Казахстан, в силу потери в советский период своих исламских корней, «проходным двором», местом, где может прижиться любая новая форма ислама. Либо Казахстан обладает устойчивостью, которая в конечном итоге сможет позволить возродить на новом витке истории ту религиозно-духовную модель, которая практиковалась нашими предками и в которой в благоприятной для нас форме были сняты противоречия между общим (каноны ислама) и особенным (традиции кочевников)? Об этом в следующей части нашего исследования.
Источник: nomad.su
Прошло почти три года с тех пор, как власти страны "официально" признали факт наличия в Казахстане экономического кризиса и объявили против него масштабную войну. За этот период мы были свидетелями замедления темпов развития экономики, снижения уровня ВВП, роста инфляции, девальвации национальной валюты и существенных трудностей в отдельных секторах экономики, однако в социальном и политическом отношении последствия кризиса неоднозначны. С одной стороны, налицо были проявления протеста на уровне отдельных социальных групп (дольщики, ипотечники, нефтяники), при этом, с другой стороны, говорить о существенном росте протестности в масштабе страны не приходится. В этих условиях вновь актуализируется вопрос о том, каковы в итоге социальные последствия экономического кризиса для Казахстана?
Например, согласно исследованиям, проведенным ОФ "ЦСПИ "Стратегия", мировой экономический кризис с точки зрения опрошенных экспертов имел лишь опосредованное влияние на экономику Казахстана. Так, в самый его "разгар" – в январе 2009 года – только третья часть экспертного сообщества связывала экономические проблемы в стране с негативными процессами в мировой экономики, в то время как 44% экспертов считали, что "проблемы, с которыми сталкивается страна, – это результат неэффективной экономической политики правительства".
Для простых обывателей кризис в значительной степени оказался фантомом, создаваемым СМИ, нежели реально ощутимым в повседневной жизни процессом. Большая часть населения непосредственно не столкнулась с экономическими проявлениями кризиса. Как показывали исследования, с реальными издержками в виде задержек заработной платы, сокращений рабочих мест и закрытия предприятий столкнулись в период кризиса около 10–15% трудоспособного населения. Под влиянием этих негативных явлений в каждой пятой семье существенно ухудшилось материальное положение. Тем не менее, память о кризисе 90-х сыграла свою позитивную, точнее "амортизирующую" роль, поскольку выявившиеся в новых условиях трудности были расценены населением как вполне преодолимые, временные. Поэтому 41% граждан (относительное большинство), по данным исследования в январе 2009 года, оценило влияние кризиса как незначительное и выразило веру, что в ближайшее время положение в стране стабилизируется.
Как показывает анализ накопленных эмпирических данных, первым, и, пожалуй, самым значимым сигналом для массового сознания о том, что в стране что-то неладно, стала девальвация национальной валюты в начале февраля 2008 года. Исследования того периода показывали, что данный шаг правительства и Нацбанка стал неприятным сюрпризом для казахстанцев, вследствие чего в обществе существенно повысился уровень тревожности. В тот период каждый второй житель начал оценивать ситуацию в стране как напряженную и неясную (для сравнения: осенью 2010 г. лишь каждый пятый!). Но худшие ожидания населения не оправдались, и с течением времени ажиотаж вокруг темы кризиса заметно спал. Так, по данным опросов, в период с мая 2009 года по начало 2010 года наметился позитивный тренд в оценках населения общей ситуации в стране.
В вопросе о том, на какой стадии кризиса находится сейчас Казахстан, наблюдается существенная динамика. За последний год укрепилось убеждение в постепенном восстановлении экономики страны. Пятая часть населения уверена, что Казахстан уже вышел из кризиса, половина – что наша страна постепенно из него выходит. Только пятая часть разделяет более пессимистическое видение ("страна находится на пике кризиса" или "только входит в кризис").
Диаграмма 1 – Распределение ответов на вопрос "КАК ВЫ СЧИТАЕТЕ, В КАКОЙ СТАДИИ КРИЗИСА НАХОДИТСЯ НАША СТРАНА НА СЕГОДНЯШНИЙ ДЕНЬ?", динамика за год
Также за исследуемый период возросло число тех, кто ситуацию в стране в целом рассматривает как благополучную, спокойную (с 49% в январе 2009 г. до 74% в ноябре т.г.) при уменьшении почти в два раза доли оценок "ситуация в стране неясная, напряженная" с 40% в январе 2009 г. до 22% в ноябре т.г.
Диаграмма 2 – Распределение ответов на вопрос " В ЦЕЛОМ, КАК БЫ ВЫ ОЦЕНИЛИ СИТУАЦИЮ В КАЗАХСТАНЕ НА СЕГОДНЯШНИЙ ДЕНЬ?", динамика за два года
При этом, несмотря на кризисные явления в экономике, обеспокоенность своими проблемами и некоторую социальную напряженность, оценки населением деятельности центральных органов власти в течение всего рассматриваемого периода практически не претерпели изменений. Не говоря о крайне высоком рейтинге президента (всегда выше 85%), население в большинстве своем всегда было практически в равной мере удовлетворено деятельностью парламента, правительства, премьер-министра. Это позволяет сделать вывод о том, что оценка деятельности республиканских властных структур со стороны населения, и оценка той ситуации, которая складывается в стране и в регионах, имеют слабую взаимозависимость.
Диаграмма 3 – Распределение ОЦЕНОК ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ЦЕНТРАЛЬНЫХ ОРГАНОВ ВЛАСТИ
(динамика за 18 месяцев)
Как показывает анализ данных, в наблюдаемый период наметилась определенная динамика в группах населения с различным уровнем доходов, особенно в их крайних нишах. Так, с мая 2009 года по ноябрь 2010 г. в 3 раза (с 9,8% до 3%) сократилась доля респондентов, крайне низко оценивающих свое материальное положение ("денег не хватает даже на продукты"). За этот же период почти на 10% снизилось число тех, кто живет на грани бедности (не хватает на одежду). Вместе с тем, практически без изменений остается средняя по материальному положению группа (42–47%). При этом "средняя" в данном контексте означает срединное положение между бедными и обеспеченными группами населения, а не обозначение среднего класса в его традиционном понимании, ибо для этой средней группы денег хватает только на товары первой необходимости, а не на поддержание жизненного уровня на сравнительно высоком уровне потребления.
Обращает на себя внимание заметное увеличение (почти в два раза) за исследуемый период группы, которую по уровню материального обеспечения можно отнести к протосреднему классу (с 14% до 25%).
Таблица 1. – Самооценка населения по уровню материального положения
Суждения | %, ноябрь 2010 |
%, май 2010 |
%, май 2009 |
Мы едва сводим концы с концами. Денег не хватает даже на продукты |
3,0 | 4,4 | 9,8 |
На продукты денег хватает, но покупка одежды вызывает финансовые затруднения |
22,5 | 25,7 | 31,3 |
Денег хватает на продукты и на одежду. Но вот покупка вещей длительного пользования (телевизора, холодильника) является для нас затруднительной | 46,5 | 42,4 | 41,8 |
Мы можем без труда приобретать вещи длительного пользования. Однако для нас затруднительно приобретать действительно дорогие вещи | 25,1 | 22,3 | 13,8 |
Мы можем позволить себе достаточно дорогостоящие вещи – квартиру, дачу и многое другое | 1,5 | 0,9 | 0,9 |
Затруднились ответить | 1,4 | 4,3 | 2,4 |
Что можно сказать в итоге:
Кризис – многоплановое и неоднозначное понятие, а выход из него в общественном мнении стал восприниматься уже не как преодоление какого-то негативного экономического этапа, а как процесс постепенного возрождения экономики страны, причем возрождения не только в сравнении с докризисным периодом, но и в понятиях общего развития страны. Между тем, многие казахстанцы для себя лично уже решили, что их семья вышла из кризиса, но другой части требуются официальные заявления, подтверждающие окончание кризисных явлений.
Список пострадавших субъектов (банки, ипотечники, МСБ и т.д.) позволяет говорить, что в Казахстане кризис имел в большей степени финансово-экономический, а не социально-экономический характер. Он не затронул вплотную интересы широких слоев населения, а в основном банковский сектор и тех, кто бы связан с финансово-банковской системой через свои зарплаты, кредиты, ипотеку. Большая часть населения, ориентированная на государство (госслужащие, бюджетники, получатели социальной помощи), особо не пострадала. Безусловно, у этих слоев произошло определенное снижение материального положения счет инфляции, повышения коммунальных тарифов, но тот факт, что показатели сравнительно быстро (в течение года) выровнялись, говорит о том, что при восприятии кризиса значительным был психологической фактор, фактор возросших тревожных ожиданий. Соответственно, как только спал информационный ажиотаж, в обществе уменьшилась тревожность.
Как уже неоднократно говорилось, значительным в кризисный период было влияние информационного фактора. Цензура и ограничения в подаче негативных сообщений на телевидении (главном источнике информации для большинства казахстанцев), разнообразные пропагандистские приемы, приукрашивание действительности сыграли в том плане весьма позитивно, не дав разрастись росткам недоверия, страха и паники в широких слоях населения.
Государство в лице правительства сделало ставку на тех, кто составляет опору режима – на бюджетников и социально уязвимые слои. Что касается среднего класса, то с учетом незначительного долевого представительства в социальной структуре, с ним поступили по схеме: "спасение утопающих – дело рук самих утопающих". Можно сказать, что эта тактика принесла определенные плоды. В стране, где подавляющее большинство имеет низкие социальные притязания, называет средним материальное положение, когда денег хватает только на товары первой необходимости и всегда лояльно оценивает деятельность органов управления – любые мало-мальские "знаки внимания" государства в виде повышения (индексации) пенсий, пособий, заработных плат всегда будут обеспечивать горячую поддержку населения.
Методология исследования
В рамках исследования для оценки уровня пропаганды казахской культуры в республиканских СМИ был проведен качественный и количественный анализ периодических публикаций в центральных и региональных средствах массовой информации.
Пропаганда (лат. propaganda — подлежащее распространению) казахской культуры в СМИ преследует в качестве конечной цели распространение идей национального богатства и разнообразия культуры казахского народа, развитие и поддержание его культурных ценностей на основании тиражирования сообщений в доступных источниках информации о достижениях и событиях в культурной жизни страны. Эффективность пропаганды в СМИ зависит от двух основных факторов: интенсивность сообщений (частота) и их содержательность (смысловая нагрузка).
Интенсивность сообщений (частота) может быть определена на основании следующих индикаторов:
• частота публикаций в месяц;
• территория распространения: центральные, региональные;
• количество знаков, с учетом пробелов.
Содержательность (смысловая нагрузка) может быть определена на основании следующих индикаторов:
• направления: классические виды искусства; массовая культура; традиционные виды искусства; трудноклассифицируемые случаи;
• тематика: музыкальное искусство, кинематограф, изобразительное искусство, литература, театр, танцевальное искусство, ремесленное искусство, айтысы, музеи;
• жанр и форма подачи материала: анонс, заметка, интервью, информация, мнение, отчет, очерк, репортаж, рецензия, статья;
• тональность: сбалансированный, негативный, нейтральный, позитивный.
В ходе контент-анализа была проанализирована частота упоминаемости событий в культурной жизни страны согласно определенному алгоритму. Отбор публикаций производился на основании индивидуального мониторинга обзора прессы, круг источников по которым не был ограничен. На основании заказа был сформирован поисковый запрос по ключевому слову «культура». При выборе ключевого слова, эксперты исходили из понимания заявленной темы исследования «Пропаганда казахской культуры в республиканских СМИ».
В рамках исследования был проведен мониторинг публикаций за 2008 год с января по октябрь (10 месяцев) . По результатам мониторинга в выборку для дальнейшего анализа было отобрано 593 публикации. В качестве категории анализа были определены события в культурной жизни страны.
За единицу анализа была принята отдельная публикация, в которой хотя бы один раз упоминалось то или иное событие в культурной жизни страны.
Внутрикорпоративное исследование было проведено по заказу одной строительной компании. Изучались вопросы удовлетворенности сотрудниками условиями труда, их мотивация и отношение к компании.
В качестве метода сбора информации использовалось анкетное формализованное интервью на рабочем месте. Отбор респондентов осуществлялся согласно пропорциональной гнездовой выборке. Выборка рассчитана на основе данных численности рабочих на строительных объектах, предоставленных Заказчиком